Символом 11 октября можно смело указывать денежные средства. Хотя бы и
потому, что именно в этот день родился один из самых именитых в истории
нумизматов Арт Коул Джерси.
Кроме того, в этот же день в 1922 году
Совнаркомом был принят «Декрет о выпуске новых-старых денег», поскольку с
переходом к НЭПу советской России понадобилась денежная реформа, первым
этапом которой стало введение новой денежной единицы — билетов
государственного банка, получивших привычное название — «червонцы» и
пробывших в обращении более 15 лет.
При этом, если 11 октября 1922-го
можно уверенно называть попыткой стабилизации денежной системы, то этот
же день в 1994 году ознаменован ее обвалом и вошел в историю как «черный
вторник», в течение которого за стуки валютный курс вырос с 3081 до
3926 рублей за доллар. В докладе, подготовленном спецкомиссией,
отмечается, что одной из главных причин обвала рубля стала
«раскоординированность» федеральных органов власти. Зато, за 60 с лишним
лет до этого, в 1931 году советская власть продемонстрировала
тотальную, точнее даже тоталитарную координацию, повсеместно и
бесповоротно завершив период НЭПа, полностью ликвидировав частную
торговлю.
Очевидно, дата 11 октября все последнее столетие
наглядно демонстрирует опасность и непредсказуемость свободного рынка,
равно как и косность полного запрета на частную собственность и вообще
любого мало-мальски серьезного ограничения свобод.
Именно потому
«Ридус» считает особенно уместной публикацию в этот день давно уже
взятого интервью у Олега Матвейчева, профессора Высшей школы экономики и
одного из виднейших политтехнологов Восточной Европы. Эксперт в нем
большими мазками, подобно импрессионисту, обрисовал читателю очертания
грядущей картины мира и его 1/6 части. Беседа длилась довольно долго и,
чтобы не утомлять читателя, мы извлекли из нее основные мысли и
последовательно их изложили. Итак, со слов Матвейчева...
Идеология
либерализма возникла в новое время, в эпоху просвещения, и как таковая
переживала много разных обновлений. И все потому, что постоянно
мимикрировала и адаптировалась к условиям современности. Однако сейчас
человечество наблюдает ее закат.
"Неолиберализм", который
повсеместно считается теперь истинным либерализмом, съедает сам себя. В
60-70-х его ценности были буквально отвоеваны по обе стороны Атлантики.
Того, впрочем, требовал прогресс, невольным тормозом которого стали
правители того времени. Поддержка любых меньшинств и всевозможных свобод
стала знаменем и средством борьбы со всеми видами авторитаризма того
периода.
Это то направление, которое
господствовало в те времена в университетах среди яппи — тех людей, что
учились в высших учебных заведениях, а потом пошли на госслужбу или
заняли управленческие должности в крупных корпорациях, сделав эту
идеологию верховенствующей в среде "мировой элиты" — сейчас это
поколение состарилось. Однако за то время, пока оно господствовало, за
последние 30–40 лет, средство превратилось в самоцель, заведя идеологию в
тупик. Борцы за права меньшинств стали заложниками этих самых
меньшинств. Получив все мыслимые права, меньшинства стали требовать
немыслимые, отнимая у идеологии либерализма все признаки здравого смысла
и отталкивая тем самым от нее прогрессивные умы нового поколения.
Можно
смело сказать, что поколение "шестидесятников" вместе со своей
идеологией постепенно будет уходить в прошлое. Уже сейчас мы видим, как
умирают в физическом смысле представители этого поколения, но также они
вымирают, как динозавры, и в идеологическом смысле.
Те страны,
что не утратили элементы консервативной культуры, они оказываются
сильнее. Неолиберализм с его ставкой на индивида, на его эффективность и
конкурентоспособность, оказывается в итоге как раз таки
неконкурентоспособным, насколько неэффективен любой отдельный человек
при исполнении целого каскада задач.
Ставка на традиционные
скрепы усиливает людей и дает инструменты для выживания общества. В
кризисные времена коллективные общества выживают в противовес
индивидуалистским, которые сами себя губят.
Неолиберализм себя
погубит, доведя общество до очередного глобального кризиса. Если мы
говорим про Европу и Америку, этот кризис не за горами. Я думаю, это
произойдет в ближайшие 10–20 лет. Ну а всякий экономический крах
заканчивается определенной диктатурой левацкого типа.
Вместе с
тем мир год от года глобализируется, чему способствует технический
прогресс и царящая медиакратия, потому новая диктатура примет
повсеместный характер. Она будет основана на следовании неким
общечеловеческим, глобальным, нравственным ценностям, отчуждаясь при
этом от закостеневших многовековых традиций, например, религиозных.
Сегодня эти традиции все сильнее принуждаются к реформации, с одной
стороны, под давлением неолибералов, с другой — фундаменталистов.
Например, ислам объединяет в себе людей, стремящихся по-своему сохранить
свою традиционную идентичность. Однако есть что называется
"всестернезированный" ислам, а есть — экстремистский. И это два
абсолютно разнополярных, по сути, мира, причем, это не единственный
пример размежевания. Потому ислам — не глобальный политической игрок и
никогда им не станет. А вот глобальный "левый" проект — напротив.
В
начале 2000-х была мода на консерватизм. Сейчас поднимается новая мода —
на "левизну". На наших широтах в последние 10 лет мы наблюдаем рост
популярности Сталина, очень много ностальгии по Советскому Союзу. И все
больше идут разговоры о проекте СССР 2.0, о подлинной коммунистической
идеологии в ее обновленном варианте, при которой Госплан заменят
компьютеры.
Если прежний Союз был неким фальстартом, то второй
можно создать на условно тех же принципах, но на новой технологической
базе и с учетом старых ошибок. И эта идеология получает все больше и
больше приверженцев; в ближайшие 5–10 лет она будет набирать вес.
Один
из аргументов, которые приводят сторонники новой идеологии, в
частности, Анатолий Вассерман: раньше человеческая сознание и никакой
Госплан не могли справится с количеством транзакций, которые нужно
подсчитать и свести, сейчас же современные компьютеры уже дали
возможность целиком осуществлять любое планирование.
Рост
популярности подобной идеологии в среде нового поколения
интеллектуальной элиты повышает к ней интерес и в широких массах, что в
скором времени приведет ее носителей в органы законодательной власти.
Если
у нас в Госдуме будет становиться все больше людей коммунистической
идеологии, то парламент сможет принимать законы, которые позволят мягко
национализировать собственность либо заставят бизнесменов нести
масштабные социальные нагрузки, что в итоге не даст отличить, является
ли то или иное предприятие государственным или частным — по факту они
все будут встроены в единую государственную систему.
Грядущая
идеология потребует в той или иной степени национализации, а прежний
неудачный опыт — сохранения мелкого и среднего частного
предпринимательства. Как, например, в Китае.
Ну а глобальному
охвату новой идеологии поспособствует тот гигантский опыт и авторитет,
который имел Советский Союз тогда, когда помогал всяким освободительным
движениям. Это опыт сегодня востребован. Советский Союз боролся с
колониалистами, новый Союз будет — с неоколониализмом, то есть с
финансовым порабощением. Скажем, есть Греция, де-юре не являющаяся ни
чьей колонией, но де-факто она полностью скуплена европейскими и
американскими банками.
Существующая медиакратия позволит убедить
всех рядовых граждан в том, что их единый враг – мировой эксплуататор.
Любой социальный гнев большой народной массы можно без труда
переориентировать на неких банкиров — мировых капиталистов. И
религиозный гнев — так же.
Вообще гигантской ошибкой Советского
Союза оказался избранный курс на атеизм. Переданная "по наследству"
сталинскому индустриализму его предтечами — Лениным и Троцким —
тотальная ненависть к религии позволила капиталистическому Западу
консолидировать против СССР все консервативное общество и создать
антибольшевистский либерально-консервативный микс. Впрочем, сегодняшнее
уверенное положение всех традиционных конфессий позволяет избежать
ошибок прошлого, реализуя концепцию под условным названием
"коммуно-консерватизм".
Первоисточник.
Источник.
|
