Фантаст Сергей Лукьяненко исповедуется в том, что такое для него
космос. Советский, российский и его собственный. Он рассказывает про
тех, для кого первородный хаос — это личный вызов, и ты понимаешь: для
него тоже.
С древнегреческого языка «космос» — это всего лишь «мир». Наш мир,
упорядоченный и гармоничный, противопоставленный природному хаосу.
Мы вовсе не задумывались об этом в последние годы Советского Союза,
существуя в своем упорядоченном и гармоничном социалистическом космосе,
противостоящем ужасающему капиталистическому хаосу. В нашем космосе был
интернациональный долг и дефицит, диссиденты и трудовые успехи, самое
синее в мире Черное море и легенды о плоских «японских телевизорах».
(Телевизоров таких, кстати, тогда еще не было нигде в мире — но
советские люди верили в них безоговорочно.)
И, конечно же, был Космос. Тот, настоящий, который над головой —
и которым можно было гордиться. Потому что мы — первыми — полетели туда.
И мы летали туда лучше всех. То, что американцы побывали на Луне, было
случайностью (а может, их там и не было), то, что американцы построили
«Шаттл», было глупостью (а в этом, как ни странно, мы были правы).
Космос был наш. Космос был дверью в будущее, выигрышным лотерейным
билетом, залогом грядущего чуда.
Кто как — а я космос обожал. Открывая свежую газету, обязательно искал
в ней скупые строчки о пуске очередного космического аппарата. Как
правило, они назывались «Космос №…». На самом деле «Космосом» мог быть
любой спутник — военный, метеорологический, связной, научный… Им мог
быть межпланетный зонд, не вышедший на орбиту, и не прошедшая испытания
модификация «Союза». Все, что только возможно, в нашем упорядоченном
благополучном космосе скрывалось под грифом «Космос номер такой-то»…
А.Леонов, А.Соколов "Восток" направляется на старт. Пять
часов утра 11 апреля 1961 года. Члены Государственной комиссии,
специалисты космодрома, представители различных конструкторских бюро,
заводов и научно-исследовательских институтов, создававших
ракету-носитель и космический корабль "Восток", собрались у
монтажно-испытательного корпуса.
Клуб любителей фантастики я организовал лет в двадцать, наслушавшись об
аналогичных клубах в других городах Советского Союза. В Алма-Ате, городе
миллионном и вроде как близком к знаменитому Байконуру, к моему
удивлению, такого клуба не было. Я совершенно наивно проигнорировал
недавнюю историю, когда КГБ по всему Советскому Союзу разгромил клубы
любителей фантастики: что-то непонятное читали, говорили о каких-то
звездных войнах (!) и империях (!!!), а также прочих подозрительных
вещах.
Сколько же искренних, невзирая на все будущие перемены строя
и собственного названия, врагов получила в те годы госбезопасность! И на
каком пустом месте — в готовой вот-вот развалиться стране затеяв охоту
на людей, максимально далеких от реальных проблем, мечтающих лишь об
одном — чтобы фантастику побольше печатали!
Но мне повезло: КГБ еще существовал, готовясь быстренько перейти на
новые, буржуазные, рельсы, однако на фриков уже не охотился. Так что
никто не мешал мне переписываться с коллегами по увлечению со всех
концов СССР (мы еще не разделились на Украину и Россию, Молдову
и Латвию), писать собственные рассказики… и мечтать о космосе.
Разумеется, я не мечтал туда полететь. Не то здоровье, не та профессия,
да и вообще — игра в рулетку не входит в число моих любимых занятий. Так
подросток может быть влюблен в знаменитую на весь мир киноактрису — не
испытывая никаких надежд, но все равно обожая предмет своей любви. Мне
достаточно было читать про космос, смотреть передачи про космос, мечтать
побывать на настоящем старте… что, в принципе, тоже выглядело
фантастикой…
И я не был кем-то уникальным. Четверть века прошло, но я до сих пор
помню переписку, которую вел с женщиной откуда-то из казахстанской
глубинки (она узнала из газет про наш клуб — и написала, попросив
сделать ее «членом по переписке»). Она, оказывается, пыталась
организовать клуб в своем городе — но коллег по увлечению не нашла.
Пыталась увлечь мужа — он только посмеялся. Вот и переписывалась
немолодая уже женщина с незнакомым ей студентом — о фантастике
и о космосе.
Пятнадцатого ноября 1988 года, четверть века назад, умирающий советский
космос совершил свой последний подвиг — в космос слетал космический
корабль «Буран». Это был и ответ американскому «Шаттлу», и наше
собственное достижение (американцы так и не научились сажать свои
«челноки» в автоматическом режиме). Страна уже умирала — гигантский,
неповоротливый динозавр, чей мозг пожирали паразиты, но лапы еще не
знали об этом и двигались, челюсти неторопливо жевали, а желудок
переваривал пищу. Скоро, совсем скоро динозавр развалится, паразиты
растерзают исполинское тело на куски — и примутся их догрызать. Но пока
советский космос жил, упорядоченное сражалось с хаосом…
«Какая у меня сегодня радость! — писала незнакомая мне женщина из
казахстанской провинции. — Полетел наш космолет! "Буран” — какое
красивое имя! Я так рада, я хожу и всех поздравляю. А мне говорят, что
я дура. Муж вообще обругал…»
Буран на старте.
Для нее это было чем-то вроде «вагонных разговоров» — выговаривание
в никуда, в пустоту, незнакомому собеседнику. Сейчас для этого есть
Интернет. Тогда была только бумага и конверты.
«Вы радуетесь? А вы отмечали в своем клубе этот праздник?»
Ну да, отмечали… поговорили минут пять…
«Так хочется порадоваться с кем-то, поговорить… Когда же он полетит с космонавтами, я так этого жду!»
Я не знал тогда, что ни восторженная поклонница космоса, ни космонавты,
готовившиеся к этому полету, ни я сам — никто и никогда не дождется
следующего полета «Бурана». Это была слишком сложная и слишком ценная
вещь для умирающего космоса СССР. Хаос уничтожил ее быстро и четко, как
потом будут уничтожены подводные лодки проекта «Акула», научные
институты и лаборатории, телескопы, заводы, образование, культура,
интернационализм и трудовые успехи. Ну и дефицит, конечно. Как нам
и обещали — чечевичной похлебки стало вдоволь.
А космоса больше не стало.
Заглохла переписка с женщиной, которую я никогда не встречал.
Нас, любителей фантастики, писателей и читателей, разметало по разным обрывкам бывшего единого целого.
Космос умер.
Нет, мы продолжали летать. На старых кораблях, созданных в эпоху живого
и торжествующего советского космоса. Со старого космодрома, вмиг
ставшего зарубежным. Умер американский «Шаттл», пережив две чудовищные
катастрофы и оказавшись совершенно невыгодным… впрочем, если
рассматривать его как часть хаоса, что уничтожил советский космос, — это
было удачное вложение. Умерла космическая станция «Мир».
Старые корабли упрямо продолжали летать.
Космонавты уходили работать в «Газпром», молодежь стала мечтать
выучиться чему-нибудь и свалить подальше за рубеж, слово «распилить»
стало означать вовсе не то, что при Толстом и Горьком, книжки ушли
в Интернет вслед за людьми. Режиссер казахстанского происхождения Тимур
Бекмамбетов снял в России пару фильмов по книжке писателя-фантаста
казахстанского происхождения — и участники этого действия почему-то
стали популярнее космонавтов.
И однажды, два года назад, мне позвонили из Роскосмоса и позвали на старт космического корабля.
Я прилетел на Байконур вместе со старшим сыном. Каким чудом мне
позволили привезти на старт ребенка — сам не пойму. Холодной весенней
ночью я разбудил сына, мы вышли из гостиницы, и маленькая делегация,
в которую мы были включены, поехала смотреть старт.
В семь лет вставать в два часа ночи — не очень-то приятно (как и в сорок пять, если честно). Но происходившее того стоило.
Дрожала земля, дрожало само пространство, над степью нависал низкий,
невероятной силы звук, почти обретающий плотность и материальность.
Стало светло как днем, ночные старты — они самые красивые. Ракета
поднималась на столбе огня, на его вершине, в крошечной капсуле корабля
были люди, которых мы только что видели в зале, на пресс-конференции. Мы
с сыном стояли рядом и смотрели, провожая взглядом экипаж — новый
экипаж на старом корабле…
А рядом были люди, приехавшие для того же самого — чтобы проводить
взглядом этих людей, проводить крошечный кусочек Космоса, отправляющийся
в Хаос. Взрослые и дети — я и не знал, что у нас сохранились «школы
юных космонавтов»…
Может быть, за этим стартом следила — наяву или по телевизору — и та моя давняя собеседница, мечтавшая увидеть старт «Бурана»…
Прошло четверть века. Другая страна. Другие мечты. Другие люди. Другие идеалы.
Но по-прежнему были мы — те, кто нес человеческий порядок в космический
хаос. Те, кто нес Космос — космосу. Те, кто готовил их полет. И те, кто
провожал их взглядом и желал удачи.
Он все равно наш, этот космос. Мы первыми пришли в него — и мы в нем
останемся. Потому что среди людей всегда будут те, для кого первородный
хаос — это личный вызов, те, кто поведет человечество дальше.
В том числе и в космическое пространство.
Может быть, среди них будет и мой сын. Во всяком случае, старт он уже видел.
Ему — понравилось.
Сергей Лукьяненко.
Источник.
|
